Зі звичайної українки я перетворилася на “закляту бандерівку”, – Аліна Байєр з Криму
Алина Байер прожила в Крыму больше шести лет. Выросла в Запорожье, мечтала о квартире на берегу моря. Сбылось. “Мы с мужем только ремонт закончили, – рассказывает девушка, – сами делали. Комнаты светлые такие. Они мне теперь ночами снятся”. Мечту Алина закрыла на ключ 12 марта 2014 года. Думает – навсегда.
– С чего началось? Не знаю… Наверное, с того, что я считала себя украинкой. Поддерживала идею Майдана. Ходила здесь на митинг “За единую Украину”, носила желто-голубую ленточку. Наверное, это самые ужасные мои преступления. Вычислили меня по фотографиям с этих митингов, стали угрожать. Из обыкновенной украинки я вдруг превратилась в “заклятую бандеровку”.
Разногласия у людей в Крыму начались еще во время Майдана. Ну, как-то так, терпимо, было. Просто спорили, не соглашались друг с другом. А уже в феврале, в двадцатых числах, начался какой-то хаос. Люди стали судорожно скупать продукты. На улицах постоянно слышалась ругань. В праздник 23 февраля появились у нас БТРы без номеров. Конечно, все прекрасно понимали, что они российские. По городу стали расхаживать военные с оружием. Заходишь в магазин, а там люди в масках и с автоматами. Вот это лязганье автоматов – самый неприятный звук, который мне приходилось слышать. Вроде бы в тебя не стреляют, но ощущение такое… Я вам передать не могу…
Этот ужас – он накапливается. Мы с семьей месяц практически ничего не ели. Буквально дрожь била постоянно. Уснуть тоже невозможно. День и ночь над головой летают военные вертолеты. Мне кажется, это было такое психологическое давление на украинцев, чтобы они уезжали, чтобы в Крыму оставались только люди с лояльным отношением к Российской Федерации.
Кто хотел жить в России – ликовали и радовались. Кто не хотел – молчали и думали. Мы две недели совещались с братом, как подпольщики какие-то. Ехать, не ехать? А вдруг наладится? Или наоборот станет еще хуже? Информация менялась каждый день. Мы, как прикованные к интернету, следили за новостями. Но, когда заговорили о “референдуме”, твердо решили – едем. Причем срочно, а то перекроют границы.
Из нашего подъезда много людей уехало. Просто никто особо не афишировал. Не делились друг с другом даже близкие соседи. Боялись. Собирались тихо и вперед – к родным на материк. У нас не было особо куда ехать. Я написала в Facebook на страничку “Крым SOS” и помогли люди. Скоординировали меня с управлением социальной защиты в Львове. Там пообещали: “Примем”.
Погрузились в машину: я с мужем и мой брат с женой и десятимесячным ребенком. Пробирались через блокпосты, каждый раз тряслись: “Господи, а вдруг не выпустят?”. Прорвались. Когда украинских пограничников увидели, испытали такое облегчение…
Мы поселились во Львовской области, на территории монастыря. Тут очень красиво, спокойно. И невероятные люди. Каждый, с кем мы виделись, сказал доброе слово. Приносили продукты, вещи. Помогли с работой. “Соцзащита” нас за ручку в Центр занятости привела: “Это беженцы из Крыма!”. Моментально нашли вакансии.
Через два дня после переезда я уже была сотрудницей завода. Я теперь – монтер кабельных сетей. Собираю проводку для автомобилей (смеется).
К малышке, племяннице, сразу же пришел педиатр из поликлиники, осмотрел. И нам говорит: “Поправляйтесь”.
Я глянула на нашу семью – все сильно похудевшие, лица серые. Ужас.
Страх уходил слоями. Сначала начали есть, потом спать. Сейчас переживаю, чтобы в квартиру никто не влез. Может все же удастся ее продать или хотя бы получить какую-то компенсацию.
Меня тут все спрашивают: “А почему крымчане так хотят жить в России?” Не знаю, что сказать, если честно. Я еще там задавала тот же вопрос друзьям, теперь, к сожалению, уже бывшим. В ответ кроме матов ничего так и не услышала. Думаю, так люди настроены телевидением. Как посмотрит сосед программу по “первому”, так будто с цепи срывается. Взрывается агрессией и ненавистью. “Бандеровка” и все. Другого диалога нет.
Я вам скажу, это не во время Майдана началось. Сколько я в Крыму жила, столько слышала: “Севастополь – русский город”. А все, что есть в стране плохого, это – украинское. Любой праздник в Севастополе проходил под российскими флагами. День рождения флота – обязательно грандиозный фейерверк и Газманов. Местное телевидение твердило постоянно, как замечательно в России жить. Как-то не воспринимала я это серьезно. Теперь переосмыслила.
Мы тоже немного жертвы стереотипов. Муж не очень хорошо говорит по-украински. Сюда ехали, волновались. Оказалось напрасно. Львовяне шутят: “Росийска мова теж мова”. Муж говорит по-русски, ему отвечают по-украински. Никаких проблем. Это восхитительные люди, настоящие европейцы, без печати совка.
Единственное, что я могу назвать проблемой – мы не имеем правового статуса. Наши фамилии с пометкой “крымские беженцы” просто переписали на бумажку. Ни прописки, ни регистрации. Закона, говорят, пока такого нет.
Анна ГИН, Гордон
Коментарі вимкнені.