Кіборг “Паломник”: Найстрашніше у Пісках – це їжачки
Продовжую серію розповідей про наших бійців – не обов’язково якихось видатних вояків, що вже сьогодні заслужили на ордени – а звичайних простих хлопців, які з власної волі залишили мирне життя і пішли добровольцями на фронт.
Сьогоднішній наш герой – боєць ДУК “Правий сектор”, 18-річний харків’янин з позивним Паломник. (“Паломник – потому, что путешествовать очень люблю. А каждое путешествие – это работа над собой”). Він – новачок з невеликим бойовим досвідом. У нас в батальйоні перебуває 15 діб, з них 9 діб провів на передовій у Пісках, на момент нашої розмови годину як повернувся звідти.
Розповідає Паломник (мовою оригіналу):
– Я приехал сюда из дому, из Харькова. Изначально приехал на похороны Севера (Сергія Табали, загиблого у Донецькому аеропорті – О.Б.). Я его не знал, но он был хорошим другом Шмеля, а Шмель мой друг. Хороший друг моего друга – мой друг. И в первый же вечер пошел к Дядьке, коменданту нашему, у него заполнил анкету, и он меня зачислил в батальон. Я изначально собирался приехать, но у меня не получалось никак, по семейным обстоятельствам. Как только получилось, сразу же поехал.
“ОТЕЦ СКАЗАЛ: “ДОМОЙ МОЖЕШЬ НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ”
В армии я не служил, знал только то, что сам учил. Кроме стандартных спортивных секций, занимался стендовой стрельбой, и здесь, когда нас повели на полигон, у меня получилось лучше, чем почти у всех. Меня дедушка еще с трех лет учил стрелять.
Здесь, на базе, учился под руководством Фантома, Мазепы и Зорга. Зорг учил топографии, но она мне не сильно далась. Мазепа учил правильному передвижению с оружием, а Фантом – ему большое спасибо – учил нас работе двойками, тройками и четверками. А вообще, мне обещали, что я буду учиться на водителя танка.
Дома меня считают изгоем. Кроме родни по материнской линии. По отцу меня кое-как поддерживает только тетя с ее мужем. Отец, когда узнал, что я тут, сказал: “Можешь домой не возвращаться”. Мама, конечно же, переживает сильно. У меня родители в разводе. Когда вернусь домой, с мамой поживу немного, а потом сниму квартиру.
В серьезных боях мне, к сожалению, еще не пришлось участвовать, но когда приехал на Пески (село під Донецьким аеропортом, де знаходяться позиції ДУК “Правий сектор” – О.Б.), у меня что ни переход с позиции на позицию, то под минами.
“СНАЧАЛА Я ДЕРГАЛСЯ, А ПОТОМ ПРИВЫК”
Я приехал на Пески без бронежилета, без каски, без автомата. У меня даже ножа не было. Нож я уже там достал. Очень хороший, мне нравится. Приехал, с другом Шмеля связался, чтобы хотя бы броник получить. Он за мной послал двух ребят, снайперов. Вышли через мост, который обстреливался. А когда мы подходили к штабу, штаб как раз бомбили. Там я познакомился с Яшкой (коректувальником – О.Б.), и первое, что он сделал – дал мне автомат – одного парня, который сдал пост и сидел в штабе. И мы с Яшкой и одним из этих снайперов пошли на точку. Меня Яшка посадил держать сектор, а сам достал АГС… Это были первые взрывы, которые я слышал возле себя. Первые 5 выстрелов я испугался, меня дергало, а потом привык.
Потом мы пошли на штаб ОУН, тогда возле меня упала первая мина. Я впервые услышал свист мины. Но она упала далековато, метрах в 100. Мы были между домами, осколки нас бы не посекли. Но все равно было страшно, я сел на землю и скрутился. Бронежилет у меня уже был, но каски еще не было. И еще я взял у Яшки две гранаты РГД.
На следующий день Яшка меня проводил на изначальную позицию. Было на удивление спокойно, с утра они обычно мины не кладут. Мы начали уборку в комнате. И часа через два приезжает Лелека и меня с еще одним парнем забирает. Я получил “калашников”, четыре магазина, и мы поехали на наблюдательный пост. Первый день мины клались метрах в 500 от нас. И тогда были первые “грады”, которые я слышал. Мне дали каску, я лежу, пытаюсь уснуть, потому что через пару часов заступать на пост, и тут по ногам волна ударная. Я так сразу: “Что это?!” – испугался, конечно.
Первые четыре дня я постоянно порывался – только что-то свистит или падает – “Идем в подвал? Идем в подвал?”. А позавчера мины клались очень близко к нам. Первая мина упала метрах в 50 от нас. Но мы как сидели, так и остались сидеть. Даже старший спросил: “Почему я никого не наблюдаю в подвале?”.
“НОЧЬЮ К НАМ НА ПОЗИЦИИ ПРИХОДИЛ СЕПАРСКИЙ РАЗВЕДЧИК”
Ночью к нам на позиции приходил сепарский разведчик. В ту ночь мины по нам не лупили. Я так думаю, что это был разведчик. Или, может, это был один из членов экипажа подбитого бэтэра. Ехала колонна бронетехники ЗСУ – два танка и три бэтэра, в аэропорт. И из зеленки один бэтэр сепары подбили, он горел. Слава Богу, был только один “двухсотый”. Их было десять человек в бэтэре. Должны были вернуться девять. Нам даже сказали: “Ребята, к вам ночью будут ползти 9 “трехсотых”, смотрите не подстрелите их случайно”. В итоге они не приползли, а пришли на следующий день, но их было восемь. Они одного где-то потеряли. Может, это был он?
Я его видел в ночник. Он тупо срывал сигналки в зеленке, отстреливал их. Ребята всполошились. Я огонь не открывал, потому что вышли три человека наших на проверку периметра. Я видел в ночник их троих, а потом я видел одного человека, и не знал – может, это один из наших. В общем, ушел он. Попортил сигналки и ушел. А на следующую ночь нас так бомбить начали! Ложили мины и грады – мины на нас, а грады больше на артиллеристов, которые были в трехстах метрах от нас. А мины в 30 метрах падали.
Но самое страшное для новеньких на фронте, на Песках, чего действительно можно испугаться – это когда ночью стоишь на посту и слышишь, как кто-то сзади топает. Ты понимаешь, что сзади только наши, никто зайти не может, потому что ты все просматриваешь со всех сторон, все друг друга прикрывают… И только потом понимаешь, что это ежики. Это пришли, блин, ежики! Они три ночи не давали спокойно отдежурить.
“Я ПОНЯЛ, ПОЧЕМУ В ХАРЬКОВЕ ТАК МНОГО “ВАТЫ” И МАЛО ПАТРИОТОВ – ПАТРИОТЫ ВСЕ ТУТ”
А еще в первый день, когда я был на позициях, передали нам, что с нашей стороны работает снайпер. И на наблюдательный пункт я сначала приходил чуть ли не ползком. Тогда наконец-то научился нормально передвигаться с автоматом на корточках. А с нами был боец Берс, который был в аэропорту 22 дня. Он рассказывал, что когда он только приехал в аэропорт, его поразило, что Шмель и Север вдвоем даже без шлемов спокойно ходят по зданию старого терминала. А остальные все поныкались, по ним стреляют, работают… Но потом все привыкли.
Этот Берс, кстати, тоже из Харькова. Здесь вообще неимоверное количество харьковчан. Меня это поразило. Учитывая то, какой наш город, сколько там “ваты”… Теперь я понимаю, почему там так много “ваты” и почему так мало патриотов – они почти все тут.
Нас постоянно обстреливали. Даже непонятно почему. Потому что самое опасное, что у нас было – это пулемет “Максим”. Ну, еще “мухи”, но они же только на 300 метров летят, не дальше.
“МЕНЯ ПОРАЗИЛО, ЧТО ТАМ ДО СИХ ПОР ЖИВУТ ЛЮДИ”
Что меня поразило на Песках – что там до сих пор живут люди. И у некоторых даже целые машины. Люди пожилые, но как пожилые – им по 50-60 лет, они двигаться могут и могли бы оттуда выехать! А один дядька… нам надо было найти провода, чтобы кинуть на нашу позицию от генератора, потому что у нас света не было. Мы зажгли керосиновую лампу, которая никак не хотела загораться, и пошли искать провода. И один дядька цеплялся к нам: “Чего вы воруете? Четыре месяца уже воруете!”. Господи, мы вернем все на место. Мы только провода берем. И еще нам уголь был нужен.
Сейчас очень многие мерзнут и заболевают. Я не знаю почему. Вроде как и теплые вещи, и буржуйки есть. Но очень многие сейчас заболевают. Мы приехали, через три дня из четырех человек трое заболели, одного даже пришлось сменить. Я самый живучий оказался.
И собаки… Много брошенных собак. Все запуганные. Что поразительно – алабай, собака, которая по идее бесстрашная, которую саму надо бояться – он ходит за людьми пригнувшись, дрожа от любого шороха. В глазах у собак страх.
Ну, разбитые дома – это понятно. Ни одного целого дома. Хотя вру – целые дома были. Стекол целых не было.
Что дальше? Сейчас я собираюсь взять отпуск числа до 9-10-го, полечить уши – у меня воспаление, а потом вернусь сюда и буду как все – до конца войны. Я не хочу приехать, как некоторые наши политики – на один-два дня, и все – они уже участники боевых действий, они уже герои… Нет. Я не хочу никаких звезд с неба хватать, мне достаточно просто участвовать.
Коментарі вимкнені.