Бойовики беруть в полон уже цілі сім'ї і викуп їх більше не цікавить

21 июля пропала без вести пятнадцатилетняя Кулинченко К.Ю. В 14.00 вышла из квартиры дома № 42 Стандартный городок (Жовтневый район) и до настоящего времени не возвратилась и на связь не выходит.

22 июля в 17.00 вооруженные автоматическим оружием люди, одетые в камуфлированную форму, из дома по улице Верхняя (г. Ирмино) насильно вывели Родичева О.А. 1977 г.р., посадили в автомобиль и увезли.

23 июля в 18.00 выехал из дома (улица Грушевая) Мезенцев И.В. 1980 г.р. на своем автомобиле “ВАЗ-2121” и до настоящего времени его местонахождение неизвестно, на связь не выходит.

Таких объявлений в сети сотни. За сухими датами и незнакомыми фамилиями – судьбы людей и трагедии семей. Анна Мокроусова знает многих матерей, жен и детей, кто ищет пропавших без вести на Донбассе.

–  Звонят круглосуточно, –  говорит девушка, – И рано утром, и поздно ночью. Я почти не сплю.

–  Первое что вы делаете после звонка родных?

–  Первое – даем информацию о пропавшем человеке в соцсети. Все, что известно: фамилия, имя, когда пропал, где пропал, фото, в общем, любые подробности. Не обязательно случилась беда. В Луганске почти нет мобильной связи, до человека просто нельзя дозвониться. Но в ситуации дикой напряженности близкие начинают бить тревогу почти сразу. Мы в любом случае даем информацию, если “жив-здоров, видели там-то” – отлично. Но чаще люди пишут “видели, как заламывали руки и садили в машину”.

Если так, то сразу пошагово даем инструкцию родным. Во-первых, заявление в милицию – это  обязательно. Пусть искать не будут, но данные о человеке должны попасть в единую базу МВД Украины. Во-вторых, обращение в СБУ тоже обязательно. В-третьих, если мы понимаем, что человека взяли, то передаем информацию о нем переговорщикам и в международные организации.

–  Переговорщикам?

– Да, есть люди, в основном представители спецслужб, которые выступают переговорщиками, то есть общаются с террористами на предмет освобождения пленных.

–  А как договариваются? Какие кнопки жмут? Жалость? Деньги? Угрозы?

–  Каждый раз по-разному.

Эта система: скажем так, “система пленения” – она разная. Меняется каждую неделю.  Меняются варианты захвата и освобождения, меняются условия содержания пленных, меняются сами категории пленных и так далее.

Все это зависит от многих факторов. От региона, где взяли в плен, от группировки, которая взяла, от места, куда повезли.

–  А как именно изменилась ситуация, скажем, за последние три месяца?

– Вначале, когда брали первых пленников, их могли вызволить сами родственники даже без участия переговорщиков. Где-то предложить выкуп, где-то слезно попросить. То есть еще в мае-июне можно было достучаться до человеческих качеств сепаратистов, в 90% случаев это работало.

Первые похищенные были в основном обычными активистами. Даже не активисты были, а люди, которые поддерживали Майдан, ходили на какие-то мероприятия с желто-голубыми флагами.

И сепаратисты тогда были другие. В Луганске, в Донецке три месяца назад это были чаще местные. Да, бандиты, и ужасно накрученные, могли избить, но все же это были украинцы, то есть условно “свои”. На них можно было через прессу надавить, они более-менее уважительно относились к матерям. В общем, как-то не лишены были человеческих качеств.

Потом, где-то уже в конце июня, начали брать людей по наводкам. Вот не нравится вам сосед, вы звоните на горячую линию “ЛНР” и говорите, мол, он за Украину. И пошла новая волна сепаратистов – теперь уже скорее боевиков с оружием. Они начали ездить по указанным адресам и без всякого выяснения отношений вытаскивать людей из квартир, сажать в машину и увозить.

Но по личным каналам еще как-то можно было договориться. Если там есть знакомые знакомых, через пару звонков кому-то там можно было человека из подвала достать. Родственники туда ездили, беседовали, убеждали сепаратистов, что на мужа (брата, сына) наговорили, что все это неправда. Были также варианты выкупа, но так или иначе забрать близких можно было.

– Следующая волна пленения началась тогда, когда начались активные боевые действия. Тогда начали забирать людей на улицах. У так называемых властей “ДНР” и “ЛНР” началась мобилизация. Ну, они это так называли. Брали мужчин, которые якобы нарушили комендантский час (это такое официальное объяснение). И забирали на работы. Хотя люди пропадали в любое время суток. И отовсюду. С вокзалов, остановок, просто с улиц.

Кого били, кого – нет. Но, в общем-то, “мобилизованных” кормили, ежедневно направляли рыть окопы или баррикады строить. Тогда тоже родственники приходили, просили, плакали, находили к кому обратиться из командиров. Пленных держали от недели до трех и все же отпускали.

А сейчас пару недель как началась совершенно другая волна. Берут не только мужчин, берут семьями. Пропадают люди в огромных количествах. Берут уже не окопы рыть или, там, выяснять, почему человек Украину любит, берут в заложники.

Это не отменяет охоты на ведьм (на патриотов) и не отменяет доносов соседей. Но новая волна в том, что пленных берут для обмена. И никакими мольбами или знакомствами уже помочь человеку нельзя. То есть террористы изменились. Еще месяц назад их могли растрогать слезы матерей, теперь – нет.

Это страшно, потому что когда в плен попал военный, то шанс какой-то есть на обмен. У гражданских людей такого шанса почти нет. Террористы предлагают родственникам самим находить варианты обмена. Ну где обычная женщина из Луганской области найдет боевика, чтобы обменять на своего сына?

–  Вы говорили, что поменялись не только условия освобождения, но и содержания в плену.

–  Да. Я уже несколько месяцев собираю информацию о пленных, пропавших, похищенных.  Настолько изучила все эти механизмы, что знаю: если человек пропал в одном месте, то это еще ничего, если в другом, то почти наверняка большая беда.

Например, если в плен взяли военных регулярной армии, и они находятся в Донецке у людей из группировки Безлера, то к ним будет нормальное отношение. Они будут спать на кроватях и относительно нормально питаться.

Если там же, в Донецкой области, люди попадают в плен к группировке “Оплот”, то там будет очень плохо. Никакого гуманного отношения там не жди. Будут бить и, возможно, пытать.

К бойцам батальонов везде относятся хуже, чем к бойцам регулярной армии. А в Луганске террористы гораздо лучше относятся к пленным, чем в Донецке. Это по опыту общения с освобожденными говорю.

И потом, есть также разница в зависимости от места, куда они привезли человека. Если это подвал СБУ, то там больше шансов быть избитым, чем, например, в здании областной администрации.

В Луганске пленных больше, но люди чаще выходят оттуда живыми и даже невредимыми.

– Вообще, раз уж мы о тенденциях (хотя звучит страшно цинично), то сегодня мучают пленных меньше или больше?

– В общем, раньше пытки были изощреннее. Сепаратисты добивались признаний. В принадлежности к “Правому сектору”, например. Любого патриотически настроенного человека обвиняли в шпионаже, в координации огня и так далее. В Донецке сильно пытали. Люди выходили с огнестрельными ранениями ног, с иглами под ногтями.

–  Иглы под ногти или выстрелы по ногам, чтобы что? Я могу понять, если выведывают военную тайну, а патриотов мучить зачем?

–  Я не знаю. Наверное, пытались добиться признаний в заговоре хунты. Не знаю, что у них в головах. Но со слов тех, кто вышел, складывается картина какого-то безумия, элементарного садизма. Иногда нет никакого логического объяснения пыткам пленных. Развлекаются, может быть, так. Знаю двух девочек, которых жестоко избили за то, что они выкрикивали “Слава Украине”.

–  Вы говорили, пленных можно было выкупить. О какой сумме обычно шла речь?

–  Два месяца назад это могла быть сумма 20 тысяч долларов. Сейчас это может быть сумма и в тысячу долларов. Но если родные деньги принесут, совсем не факт, что человека выпустят. Даже, скорее всего, нет. Их интересует обмен.

–  Мы начали разговор с того, что я разыскиваю бывших пленников для интервью. Вы контактов не даете. Можно узнать почему?

–  Они выходят оттуда и не говорят практически. Они напуганы, унижены. Меньше всего им хочется общаться с чужими людьми.  Это просто эмоциональное состояние, ничего более.

 –  А что вы советуете людям в Луганске, Донецке, чтобы не попасть в плен? Есть какие-то правила поведения?

–  Для того, чтобы не попасть в плен, я очень сильно советую людям уезжать из зон конфликта. Из тех мест, которые оккупированы сепаратистами. Уезжать не только для того, чтобы спасти свои жизни. Еще для того, чтобы дать возможность нашей армии наступать активнее и закончить наконец эту войну.

Р.S. На сайте, который ведут активисты, “Восток SOS”, информация о пропавших на Донбассе людях постоянно обновляется. Кроме того, там можно найти четкие рекомендации для тех, кто разыскивает близких.

Анна Гин, Гордон